Город

Давненько я не был в этом городе. А раньше ездил часто. Он мне не нравился, казался скучным и унылым. До тех пор, пока не приехал сюда вместе с близким человеком. Тогда я понял, что город не виноват, что скучным и унылым был я, несмотря на показную бодрость. Понял, что получить удовольствие от путешествия в компании исполнительно утомительного и экономно скучного зама по маркетингу сложнее, чем от прочтения бизнес-плана производства жироотделителей. Потом, когда я узнал этот город другим, я почти полюбил его и перестал путать командировки с путешествиями. Работа и отдых смешиваются также плохо как молоко с лимонным соком. Одно другое портит. Все же город мне стал нравиться после поездки с близким человеком. Он оказался очень солнечным, красивым и смешным.

Работа стала другой, и я перестал приезжать сюда по делам, а это не Париж, чтобы ездить сюда просто так. И я скучал. Ну, правда, я по нему скучал. Хотел снова съесть горячий хлеб в самолете, взять такси в самом удобном аэропорту, пройтись по затоптанным улицам, съесть вонючую селедку на ужин в ресторане подальше от туристов, посмотреть на пьяные физиономии бывших викингов. Но лететь туда было не нужно, и я стал постепенно забывать и отвыкать. Начал привыкать к другим маршрутам. Все же я знал, что мне доведется еще раз побывать в этом городе. Нет, не верил, не надеялся, а просто знал. Знал, что полечу, но не знал зачем и когда. Вот была такая странная уверенность.

И вот я лечу в этот город. Знаю зачем, но не могу сообщить об этом всем. По делам. Рейс очень ранний. Такой ранний, что ставит вопрос: “А стоит ли вообще ложиться спать?” Можно и не ложиться вовсе, если есть возможность выспаться по прилету. На этот раз такой возможности нет. Но я поспал часа четыре.

Вспомнил армию, где часто спал по четыре часа. Я любил ходить в караул, сначала разводящим, потом начкаром. В карауле была своя жизнь. Можно было спокойно общаться с ребятами, читать книги, жарить картошку и пить чай. Главное, что время в карауле шло быстро, быстрее, чем в казарме. Караульная служба приближала дембиль, расставание с этим абсурдным армейским миром и возвращение к нормальной жизни. И я часто ходил в караул, привык спать по четыре часа, иногда спал больше, один раз проспал проверку. Когда в соседней части вырезали спящий караул, чтобы забрать оружие — “калаши”, магазины с патронами и гранаты, я перестал спать, когда положено было бодрствовать и навтыкал бойцам, чтобы были начеку. В армии все просто. Не выспался, не беда. Голова плохо работает от недосыпа, зачем ей вообще работать. Хуже, если сонный боец, разряжая автомат, выстрелит, любой выстрел — залет. Залет — мозготрепка. С караула меня все равно никто не мог снять. Мои залеты, казались командирам мелочью, когда они представляли, что вместо меня начкаром заступит какой-нибудь чурбан. Они этого очень боялись и многое мне прощали. Да и залетов то на карауле, в отличии от казармы и разных учений и полигонов, у меня было не много. Проверяющие знали, что у меня четко поставлена система оповещения о проверках, в которой были задействованы не только мои часовые, но и дневальные по всем казармам, и дежурный по штабу. Некоторые офицеры были очень азартны и пытались запутать всех моих информаторов, но все равно в результате они находили строго уставной порядок в караулке. Только однажды, одному капитану удалось обойти все “посты”, он пробирался зимой по глубоким сугробам, там, где никто не ходил, и туда не смотрели наблюдатели. Он перелез через забор караульного помещения, а мы его не видели, я спал, хотя не должен был. Задремала и “бодрствующая” смена. Он разбудил меня. Я редко, когда видел такую довольную физиономию. А мне после смены было ехать в отпуск. Он знал об этом. Я ему говорю: “Ты выиграл, мы тебя упустили, но не будь сукой, я хочу в отпуск, не стучи на меня”. Он помолчал, потом сказал: “Хорошо”. И ушел. Когда он меня будил, я подумал, что будет хуже.

В самолете меня разбудила стюардесса и сунула тарелку с едой. Я и сам не заметил, как задремал. Я редко сплю в самолетах. Не люблю такой рваный сон в неудобной позе. Конечно, я не выспался, но понимаю, что сил на то дело, ради которого я лечу, у меня хватит. Болтать языком не такая уж серьезная нагрузка. Да и пожевать чего-нибудь пришло время.

Хлеб был холодным. В “Аэрофлоте” никогда не дают горячий хлеб. Удивительно отношение к хлебу в нашей стране. Несмотря на то, что десятилетиями говорилось о том, что хлеб — всему голова, что хлеб — хозяин, настоящего культа хлеба у нас никогда не было. Такого культа, как в странах Северной Европы, где хлеб выпекается и продается множества сортов, и он очень вкусный. Если у нас ели хлеб с маслом, то потому что не было сыра и колбасы, тогда как в Северной Европе просто обожают хлеб с маслом. Они знают в этом толк. И в самолетах там дают горячий хлеб.

В нашем самолете хлеб был холодным, но летел он хорошо. Приземлились мягко и вовремя. Аэропорт очень вырос, стал больше. А вот и знаменитый пол, похожий на палубу огромного корабля. Паркет, покрытый маслом. Почему-то у нас принято покрывать паркет лаком, чтобы блестело, а маслом, на мой взгляд, красивее и, говорят, надежней. Так что мажьте масло на паркет.

Сел в такси. Как удобно, когда такси стоят в очередь. Подходишь к первому, залезаешь на заднее сиденье, и поехал. Почему так везде, кроме наших аэропортов? Неужели так трудно построить очередь из такси? Почему мы вынуждены 9 раз отвечать нет на вопрос: “нужно такси?” На десятый вопрос ничего не остается, кроме ответа: “идите нах”. Потом иногда следует вопрос психотерапевтический: “почему такой злой”. Да потому что достали вы братцы со своим такси. Надо будет, я сам подойду.

Таксист был из юго-восточной Азии, но, благодаря навигации, доставил меня точно по адресу. Переговоры продолжались два часа, шли очень удачно для меня, но неожиданно получили развитие, когда я вернулся в аэропорт.

Телефон зазвонил, когда лежал на ленте досмотра. Так и трезвонил в рентгеновском ящике. Звонящий явно собирался дождаться ответа. Я ответил. Звонящих было несколько, это был конференц звонок. Звонили мои партнеры, те с кем я провел переговоры час назад. Оказывается, пока я ехал в аэропорт, они позвонили какой-то суке или им позвонила какая-то сука и дала информацию, которая, по их мнению, сильно меняет дело, а может и не сильно меняет, но они хотят услышать мое мнение. Интересный ход: ударить по рукам, проводить в аэропорт и, зная, что ты не вернешься, потому что скоро рейс, дать по телефону новую вводную. А ты стоишь с лотком, в котором лежат портфель, ноутбук, куртка, пиджак, часы и брючный ремень, в одной руке и с телефоном в другой. И хочется ответить как-то резко, но я сдерживаюсь, предлагаю проверить, то есть опровергнуть, новую информацию при помощи тех, кто знает тему. Звоню тем другим, прошу помощь, сам, понимая, что раунд остался не за мной. Я злюсь, хочется что-нибудь ударить. Никогда я не был в таком настроении в этом аэропорту. Мне звонит один старый знакомый, который живет в этом городе, как-то и до него дошло, обещает помочь. Я продолжаю злиться, тупо хожу по промасляному паркету любимого аэропорта, забредаю в бизнес — зал. Вид жующих по-разному респектабельных господ немного успокаивает. Я решаю больше ничего не предпринимать. Пускаю на самотек. Чему быть, того не миновать. Настроение все равно паршивое.

В самолете настойчиво предлагают выпить. И это было бы очень кстати, но в Ш-2 меня ждет мой автомобиль. Я стараюсь по разным причинам ездить в аэропорт на такси, но сегодня сам сел за руль. Радует то, что по дороге домой смогу слушать любимую музыку, а не уважаемый таксистами шансон или еще чего-нибудь. Стюардессы продолжают уговаривать перейти с воды на вино, я прошу коньяк и убираю мерзавчика в портфель.

Хлеб на этот раз горячий и разный. Я беру темную булочку, и чувствую, как тепло проходит через руку. Аромат хлеба наполняет салон, напоминая запах старых булочных в центре Москвы. Не уверен, что много осталось в Москве таких булочных. Знаю одну на Сивцев Вражке, где я снимал офис года три назад.

Небо ясное, облака белые и плотные как снег в горах. Не могу отвести от них взгляд. Смотрю, пока глаза не чувствуют боль.

Узнать бы, что за сука звонила моим партнерам. А может, и не было звонка. Или уже нет?