МНОГО СНЕГА (отрывок из ch 3 «заибись»)

Это старая моя зарисовочка, была потеряна, затем найдена на бумаге и восстановлена. В некотором смысле первый опыт.

Находясь в Москве, невозможно понять, что такое много снега. Не дают ему здесь власти. Бывает, что покажет снег свою силу, но полный привод, шипованная резина, снегоуборочная техника, экологически вредные химические реагенты не дают ему развернуться.

По-настоящему почувствовать, что такое много снега мне довелось в в Западной Сибири, где я работал одном Российско-Американском СП, которых в начале 90-х много открывалось. Потом им практически всем отрезали доступ к магистральному нефтепроводу и на этом их деятельность завершилась. Но к снегу это не имеет отношение. Когда я там работал, мы много летали на вертолётах. На месторождения иначе попасть было нельзя.

Иногда летали и в соседние города.

Вот как-то мы отправились в Ноябрьск. Теперь не вспомню за какой надобностью и по какому делу, но собрались в путь делегацией. Я и два американца. Джордж и ещё один. Джорджа я помню лучше, он был заместителем директора, мы с ним много работали вместе. А вот второй был какой-то специалист, которых каждую неделю приезжало и уезжало по несколько штук. Они все были очень похожи друг на друга. В парках, резиновых зимних сапогах, шумные, пьющие диетическую колу. В основном из Техаса и Луизианы, но попадались и мормоны из Юты. Вот тот, что был тогда с нами, был мормон. Точно. Такой крепкий мужичок. Ещё помню, что он, приехав в Сибирь, впервые в жизни покинул территорию штат Юта. Ему и Джорджу было около сорока в то время. Почему-то туда, в Ноябрьск, мы ехали на машине. Ехали долго, несколько часов. Впрочем, в Сибири не бывает коротких путешествий. Была очень сильная метель, дорога едва просматривалась. Приехали в Ноябрьск, нас привезли в какое-то НГДУ. Народ в Сибири, надо сказать, в то время реагировал на американцев как на экзотических попугаев. Смотрели, вытаращив глаза. Некоторые, кто посмелей, а робких та немного, пытались научить американцев говорить русские слова. Сами понимаете, что слова это были матерные. Американцы конечно просили меня перевести им значение слов. Большим личным достижением я считаю перевод, русского одобрения «Заебись!» на английский как «Fucking food!». По-моему очень точно передан смысл. Сейчас многие из тех «смелых» сибиряков уже много чего выучили сами и живут в Лондоне или в других комфортных и красивых городах.

Да. Ну, а в тот раз мы провели переговоры и стали планировать наше возвращение на базу. Выяснилось. что машина, на которой мы приехали, не будет возвращаться обратно. То ли повезла кого-то ещё, то ли водитель устал. Не важно. Но нам сказали, что будет вертолёт. Но придётся его подождать. Часов пять или шесть. Нормально для этих мест. Ребята, которые нас принимали, были рады нашей задержке. Сказали, что поедем обедать. Радость их была мне понятна. Одно из самых любимых издевательств наших сибирских ребят над американцами, было угощение их водкой и салом, которое для американца не лучше чем стопроцентный холестерин. Нет, сибиряки конечно не издевались, они делали это от чистого сердца, не гамбургеры же жрать с кока-колой. Время было обеденное, есть после дороги и переговоров очень хотелось, поэтому я тоже обрадовался. Джордж уже попривык к нашим порядкам и тоже был рад. У мормона не было выбора, но выглядел он настороженно. Сами подумайте, сорок лет он жил в своей Юте, и вдруг оказался в Сибири. Надо быть начеку.
Как его в Сибирь занесло, он так и не объяснил. Он не походил на авантюриста или романтика, то есть на большинство остальных приехавших в Сибирь. Просто решил заработать денег. Но в Сибирь нельзя ехать только за деньгами. Нужно влюбиться в морозы, жару, комаров, мошку, факела и буровые вышки. Кто не знает, мормоны — это страшно консервативный, религиозный и обособленный клан американского общества. Мормоны все многодетные, а раньше были и многоженцами. У нашего героя было шестеро детей. Он показывал фотографию семьи, на которой трое белых детей и трое чёрных. Вы знаете, когда мы смотрим фотографии детей, то обычно говорят, похож на папу или маму. Здесь было сложно что сказать. Он белый, жена — практически альбинос, такая выбеленная, немного ирландского типа, а трое детей чёрненькие. Я спрашиваю, а у тебя все дети от одного брака. Он прощает мне этот вопрос и говорит, что от одного, но четверо детей приёмные. Вот так, из шести детей — четверо приёмные.
Держался наш мормон в Сибири молодцом, но я видел, что он чувствовал себя и некомфортно. Ему было сложно воспринимать и понимать новый и чужой для него мир. И не только то, что было связано непосредственно и оригинально с Россией и Сибирью, но и то какими он увидел американцев в Сибири.

Американцы приезжали в Сибирь, как я уже писал, в основном из Техаса и Луизианы. Среди них были люди с достаточно высоким социальным положением, были простые работяги, были непростые ребята после отсидок в исправительных учреждениях. Тем не менее было у них всех много общего и особенного. Они все были ковбоями, и никакой социальный статус не мешал им быть ковбоями. Я помню историю, когда на два дня прилетел вице-президент крупной американской нефтяной компании, очень серьёзный мужик, что не удержало его от драки в ресторане с местными бурилами. Вы можете себе представить вице-президента Роснефти или Лукойла, который в Хьюстоне лезет в драку с местными парнями? Причём, я там был, могу сказать, что особо серьёзного повода для драки не было. Просто кураж. Американского вице-президента случайно толкнул какой-то подвыпивший местный сибирский бурила. Американец тут же схватил его за грудки. На помощь местному буриле скоро прибежала его небольшая вахта, человек пять пьяненьких сердитеньких бурил. Я с трудом их утихомирил, правда, мне помог в этом сам вице-президент, который предложил разрешить конфликт путём выпивки за его счёт. Они радостно успокоились и все мы пошли к бару. Тут вице-президент вспомнил, что деньги у него в пиджаке, который висит на стуле за нашим столом. Он пошёл за деньгами, там его что-то отвлекло или кто-то привлёк, он сел за своё место и забыл про бурил. Они минут пять помялись у бара. Потом один из них подошёл к вице-президенту, наклонился через стол, пытаясь что-то сказать. Я уж не знаю, что так смутило или расстроило нашего ковбоя, но он не придумал ничего лучше, чем врезать по физиономии местному буриле. Ой, что потом было… Я вспомнил об этом, только чтобы объяснить, что высокий социальный статус не мешает настоящему ковбою оставаться настоящим ковбоем. Так что ребята приезжали весёлые. Мне они нравились: искренние, отзывчивые, демократичные, авантюрные, очень душевные, порой обидчивые как дети.

Мне они нравились, а вот нашему мормону нет. Видно было, что это люди не его круга. Он очень мучился. Но в этой поездке нас было трое: я, мормон и Джордж. Джордж был очень нетипичным техасцем, тонким, ранимым и по-американски интеллигентным человеком. Большой трагедией в его жизни стал развод с женой. Он очень сильно и долго переживал это, хотя прошло уже время достаточное для психотерапии. Да и Сибирь… В Сибири у него был роман с местной девушкой, но и это не помогало ему залечить рану. Джорджа в Сибири недолюбливали, считали неуместно женственным и излишне заносчивым. Однако в этой поездке всех троих компания устраивала. Мормона, потому что никто не шумит и не ругается матом. Джорджа, потому что никто над ним не подшучивает, а мне просто было интересно.
Отправились мы на обед. Один из местных начальников повёз нас в какое-то служебное кафе. Если вы помните то время, то ресторанов на каждом шагу, как сейчас, тогда не было, и уж тем более в Ноябрьске. Зато в каждой серьёзной конторе были свои служебные заведения. Для себя, для своих и для представительских целей. В Сибири в набор таких заведений обязательно входили кафе и баня. Приехали мы в кафе. Внутри всё стандартно для тех мест: стены обиты вагонкой, деревянные лавки и повариха-хохлушка.

Еда в то время в тех суровых краях была без затей. Единственное, что было вкусно почти везде — это пельмени. В пельменях сибиряки толк знали. В некоторых местах попадалась отменная оленина. У себя на базе мы держали двух поварих, которые досконально изучили наши вкусы и капризы американцев и отлично готовили. Продукты мы получали в Голландии. что-то покупали на местном рынке. Американцы, те, кто был в Сибири давно, уже привыкли к нашему образу жизни. Они полюбили борщ, правда, тот же Джордж ел борщ в прикуску с бутербродом с джемом. Вновь прибывающие американцы. садясь за стол, искали на нём глазами тостер, тосты, сыр, ветчину и прочие составляющие бутерброда или гамбургера. Ничего другого на обед и даже на ужин они есть не хотели. Но всё же жизнь заставляла. К тому же после пары стаканов водки закусывать гамбургером не очень удобно, разваливается, гад, в руке. Неспроста наши люди закусывают такими эргономичными продуктами как огурцы и помидоры. Впрочем, закусывают и компонентами гамбургера: сыром, ветчиной, хлебом, но не городят из этого неудобную, трудозатратную конструкцию, готовую развалиться в самый ответственный момент.

Так вот, отправились мы на обед и попали в служебное кафе НГДУ в г. Ноябрьске. Я, мормон, Джордж и начальник НГДУ. Сели за стол. К тому моменту мы очень устали, чувствовали внутренне напряжение после дальней дороги, сильной метели и сложных переговоров. Хотели есть. Я посоветовал американцам взять пельмени. Начальник НГДУ обрадовался, видимо, за пельмени он был уверен. Начальник этот оказался деликатным человеком. Вообще Ноябрьск произвёл впечатление очень приличного города, чистого и аккуратного. И начальник этот был под стать городу. Он, осторожничая, тихо спросил меня, можно ли предложить американцам водки. Трудно представить себе, что я отвечаю: нет, нельзя. Конечно, предложить можно. Американцы быстро и радостно согласились выпить, даже мормон не стал сопротивляться, а напротив, как-то сразу зарумянился. Везде, где мы пили водку в то время в Сибири, её подавали в стаканах. Нормальных гранёных стаканах. Наливали где-то по три-четыре пальца водки в стакан. Если вы поставите стакан на стол, а рядом на ребро свою ладонь, то поймёте, что значит три или четыре пальца водки. И тогда, в служебном кафе НГДУ в Ноябрьске тоже принесли стаканы. Потом пельмени. Мормон меня приятно удивил. Многие американцы пробовали водку с нескрываемым отвращением, гримасничали, чуть не плевались, чем вызывали справедливое недоумение наших сибирских ребят. Мормон же просто взял стакан своей мощной рабочей рукой , поднёс ко рту и выпил. Даже Джордж удивился. Он считал себя самым опытным американским сибиряком, знающим основные обряды, подобные этому. Он думал, что придётся объяснять мормону, что и как надо делать. А мормон сам всё сделал как надо. Начальник НГДУ тоже как-то сразу расслабился. Посмотрел на меня удивлённо и радостно, мол, ребята-то свои. Пельмени были вкусные, да и мы голодные. Мы ели, пили, разговаривали, смеялись. Все друг друга хорошо понимали, говоря на разных языках и жестами. Повариха-хохлушка всё глазками стреляла. Всех расстреляла прямо за столом. Она излучала не меньше тепла, чем водка и пельмени вместе взятые.
Мы обедали уже больше двух часов, когда нам сообщили по рации, что вертолёт скоро будет. Точное время не сказали, плохая погода, определённей сказать нельзя, но через тридцать или пятьдесят минут должен прилететь. Начальник НГДУ сказал, что отвезёт нас на вертолётную площадку, а сам вынужден уехать на важное совещание. Мы вышли из кафе на улицу, было не очень холодно, градусов пятнадцать мороза, для Сибири это вполне комфортная погода. Снег шёл, но не очень сильный, метель закончилась.

Доехали до вертолётной площадки. Точнее до места, которое называлось вертолётной площадкой. Потому что сам площадка была покрыта снегом. Мне приходилось садиться и высаживаться из вертолётов в разных условиях. Например, у нас в Новоганске было целое вертолётное поле с залом ожидания и диспетчером, всё удобно обустроено. А вот на месторождениях вертолёт частенько не мог приземлиться по причине зыбкости болотистых грунтов и зависал на небольшой высоте, тогда надо было прыгать из вертолёта в болото при высадке, или, наоборот, карабкаться в салон при посадке при помощи коллег и верёвочной лестницы.

Настроение было хорошее и беззаботное. Начальник НГДУ быстро извинился и уехал на важное совещание. Мы стояли около небольшого заборчика, который слегка возвышался над ровной белой снежной поверхностью. Я, мормон и Джордж. Стояли и ждали вертолёт. Вначале нас отлично согревали воспоминания об обеде. Минут через пятнадцать мы стали беспокоится, но, как оказалось, зря, вдалеке мы увидели вертолёт. Он летел к нам. Я думал о том, как вертолёт приземлится, ведь кругом снежный покров, от снега была очищена только узкая дорога по которой мы приехали и на которой стояли в ожидании. Мы стояли и ждали. Нам казалось, что лётчик знает как приземлиться. Он ведь профессионал, приземлится, мы безмятежно зайдём в кабину и полетим на нашу комфортабельную базу. Это был Ми-8, стандартный летательный аппарат для тех мест.

Хорошо, что не Ми-6. Подойти к Ми-6 с работающим винтом практически невозможно. Я помню как-то на буровой, я зазевался и не заметил, как подлетел Ми-6 с грузом. Дело было летом, вокруг много песка. Ми-6 завис на высоте восемь-десять метров и опускал груз. От места зависания в разные стороны поднималась стена песка и шла на таких как я. Вернее на одного меня, потому что другие спрятались. Я стоял около канавы, в которую сливают отработанный буровой раствор. и имел очень большие шансы проверить действие этой жидкости на себе, если бы не столб на краю канавы, который спас меня от нежелательных водных процедур. Мощная песчаная волна крепко прижала меня к столбу, задрала джинсовую куртку на голову и хлестала по спине. Это продолжалось долго, я устал и не злился уже на ребят, которые смеялись, спрятавшись в вагончиках-балках. Песка тогда во мне было очень много и я долго его вымывал.

Хорошо, что не Ми-6, думал я, вспоминая ту бурю в пустыни. Надо сказать, что Ми-6 и Ми-26 всё же были редкостью. Как правило, мы летали на Ми-8, реже на Ми-2. Вертолёт сделал круг над нами, оценивая обстановку. Удивительно для нас было то, что вертолётная площадка такая заброшенная. Давно никто не пользовался. Пилота, видимо, это тоже удивляло и даже смущало. Он сделал ещё круг и начал снижаться. Снижался он ровно посередине того места, где под толщей снега спряталась вертолётная площадка. Мы смотрели на него, пытаясь гадать, что он такое придумал. Вертолёт снижался, и ветер от винта стал поднимать снежный покров, который лежал на прочном насте. Стало ясно, что «снежный пирог» на площадке — слоёный. Верхний слой толщиной десять-пятнадцать сантиметров — снег, который выпал сегодня и вчера. Этот слой легко сдул вертолётный ветер и направил в нас, создавая эффект мощнейшей пурги, когда снег и холод проникают везде и всюду, быстро высасывая силы и тепло из вашего тела. Средний слой был довольно прочным на вид настом. Что было под настом, мы в тот момент не знали.

Вертолёт завис, вокруг всё было в снегу, мы с трудом стояли на ногах метров в двадцати-тридцати от того места, где висел вертолёт. Стояли с трудом, потому что продолжалась искусственная вертолётная пурга, и потому что после сытного обеда из пельменей и водки хотелось лежать, спать, а не стоять в открытом снежном поле. Дверь пассажирского отсека вертолёта открылась, и мы увидели приветливого дядьку в чёрной меховой шапке и чёрном тулупе, который махал нам рукой. Мы поняли, что он зовёт нас к себе, но не понимали как мы до него доберёмся. Видно было, что дядьке было как-то неловко за то, что он в вертолёте, а мы нет. Он почти весь высунулся из двери, давая понять, что он с нами, и стал махать рукой сильнее и сильнее. Стало ясно, что чуда не будет, чуда, которое должен был совершить лётчик и позволить нам спокойно залезть в вертолёт. Стало ясно, что нам придётся приложить очень много усилий, чтобы составить компанию приветливому дядьке в чёрной меховой шапке.

Мы, молча, не глядя друг на друга, подошли к краю дороги, откуда начиналась снежная целина и вертолётная площадка. В этом месте высота снега была не больше метра. Мы аккуратно забрались на наст и, пригнувшись, начали движение к вертолёту. Идти было очень трудно. Снежный ветер толкал нас обратно, не пуская ближе к вертолёту. Зимние куртки надувались как парашют, но мы шли. Приходилось придерживать руками шапку и закрывать лицо от ветра. У Джорджа был большой бриф-кейс с документами. Такой большой толстый кожаный угловатый кейс, эксклюзивный аксессуар экспата того времени. Бриф-кейс был тяжёлый и я видел, что Джордж с трудом удерживает равновесие. Ветер несколько раз развернул его, и Джордж уже шёл в другую сторону от вертолёта, потом он сориентировался, резко развернулся и упал. Упал, как мне показалось, неудачно, лицом вниз на наст. Бриф-кейс отлетел в сторону. Мы с мормоном рванули на помощь Джорджу. В тот момент мы были ближе к вертолёту, и ветер со злой радостью отбросил нас назад. Мы попробовали поднять Джорджа, но в этот момент наст под нами провалился, и мы провалились в нижний слой снега. Получилось так, что Джордж оказался внизу, я на нём, а мормон на мне. Никогда этого не забуду. Ветер поднял снег, который мы освободили от наста. Стало тяжело дышать. Джордж подо мной стал ещё глубже проседать в снег. Я сбросил мормона и помог Джорджу приподняться. Лицо у него было в крови и в снегу. Я запомнил выражение его глаз. Впервые я видел его таким счастливым. Он был похож на сумасшедшего, юродивого, излучая счастье на кроваво-снежном лице. По офису Джордж обычно расхаживал с надменно брезгливо-обидчивым лицом, а сейчас он улыбался искренне и по-настоящему. Потому что вокруг всё было настоящим: и снег, и пурга, и вертолёт, и кровь, и дядька в чёрной меховой шапке, и то, что мы должны были добраться до вертолёта сами. Мы попытались выбраться на наст, но это было невозможно. Мормону тоже приходилось не сладко. Он был довольно маленького роста. Крепкий такой, но низенький. Он едва выглядывал из снега. Представьте себе ещё, что борьба со снегом нарушила герметичность нашей верхней одежды. Когда вы выходите в мороз на улицу, вы застёгиваетесь, заматываетесь, завязываетесь, чтобы нигде не поддувало. А тогда вся эта возня со стихией в виде снега и вертолёта привела к тому, что шарф размотался, шапка слетела, куртка расстегнулась. Всё это незамедлительно заполнялось снегом. У меня упала шапка, когда я подняд её, то не знал, что делать. Без шапки очень холодно и голова мгновенно залепляется снегом, а шапка и внутри и снаружи забита снегом. Снег был везде: под одеждой, на голове, во рту, в носу, в ушах, за шиворотом и, конечно, вокруг нас.
Всё это должно было когда-то закончиться. Джордж с мормоном вытолкнули меня из ямы на наст. Я аккуратно дополз до вертолёта. Чем ближе к вертолёту, тем слабее сила ветра от винта. Я попросил дядьку в чёрной меховой шапке дать мне верёвку, он сбросил верёвочную лестницу, при помощи которой я вытянул из ямы Джорджа, а потом мы вдвоём вытянули мормона. Дядька в шапке помог нам забраться в вертолёт. Стали вытряхивать из себя снег.

Когда мы прибыли на базу, за ужином я спросил Джорджа, почему он улыбался тогда в снежной яме, проломив наст своим лицом. Он ответил: «Я впервые почувствовал себя настоящим мужчиной».

Бедные американские мужики. До чего довело их американское общество. Они даже на женщину боятся посмотреть с интересом, вдруг она в суд подаст за сексуальные домогательства. Они не умеют открыть консервную банку при помощи простого ножа, они не умеют рубить дрова. Они не способны выживать в экстремальных условиях. Поэтому Джордж и почувствовал себя в другом измерении, в снегу, в крови, падая от вертолётной пурги. Для него было счастьем пережить это.
Мормон перенёс это испытание с достоинством. Он ещё несколько дней был в Сибири, но всегда искал возможность пообщаться со мной и Джорджем, видимо, чувствуя, что мы теперь не чужие.

Одно могу точно сказать: так много снега я никогда больше не видел.